В зоне отчуждения
Пропитанной запахом черной полыни, черной ночью 26 апреля, обрушилась на людей эта черная беда, убивая их и калеча. В этот день по сложившийся традиции мы отдаем дань памяти мужеству и подвигу ликвидаторов, не пожалевших самой жизни, и здоровья во имя защиты человечества от последствий тяжелейшей техногенной катастрофы минувшего века…
В небольшом поселке Калашниково трудовая династия Чекмаревых известна с незапамятных времен. Славные ее представители работали на заводчика Добровольского при последнем самодержце, Николае II. Участвовали в Великой Октябрьской революции. Защищали молодую Советскую власть на фронтах Гражданской войны. Изгоняли захватчиков и дошли до фашистского логова в Великую Отечественную. Словом, во всех масштабных событиях 20-го столетия, коснувшихся нашей Отчизны, оставили свой след.
Не стал исключением и Чернобыль, выпавший на долю одного из них. Мой погодок к этому серьезному испытанию подошел 35-летним, жизненно зрелым человеком. Имел за плечами: школу, техникум, армейскую закалку, производственный стаж в организациях и на заводе «Светотехника». Крепок был и семейный тыл: супруга и два подрастающих сына. Первого декабря 1986 года, как специалист-плановик, единственный из нашего района, был призван через военкомат на специальные сборы для выполнения правительственного задания по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. В областном военкомате, куда явился, мандатная комиссия и полно народу. После оформления, всех железнодорожным транспортом доставили в Курск.
Сменив гражданскую на военную форму, три дня пребывали в томительном ожидании, пока сформируют автоколонну. Далее, на тентованных «ЗиЛах», по ядерному морозцу, двигались всю ночь. По прибытии в Ораное, где дислоцировалась бригада, неплохо разместились. Пекарня, баня, прачечная, и другие жизненно необходимые условия в данном месте имелись. В непосредственные обязанности лейтенанта Чекмарева входили финансовые дела одного из батальонов. Ну, а ежели движим желанием, что было естественным для многих, побыстрее вернуться из этой опасной командировки, – добро пожаловать на станцию. Ибо, пока не наберешь положенной дозы, можешь сидеть при штабе хоть полгода. Вот и получалось, что днем офицер в качестве старшего сопровождал на станцию команду солдат. И не просто сопровождал, а повседневно с ними трудился бок о бок, деля с подчиненными чернобыльские будни. Задания были разными, – вспоминает Юрий. Радиационному заражению была подвержена большая территория. Сегодня зачищаем от мрачно темно-серой грязи и пыли стены столовой. Завтра – тоже самое, плюс оборудование, в машинном зале 3-го энергоблока. Занимались этим на самом примитивном уровне. С помощью ведра и обыкновенной половой тряпки. И, что самое обидное? Отведенный участок выскоблили, вымыли. Приходит с прибором дозиметрист. Замеряет, и обнадеживающе заключает – радиации нет. Являемся на следующий день, а она, треклятая, выше прежнего зашкаливает. И все по новой. Сизифов труд, да и только. Работали в зависимости от дозы. Положено, допустим, 20 миллирентген. Можно было за час набрать, а можно и за 15 минут. Зараженность везде разнилась. Защиты и специального оснащения для солдата никакой. Просто солдатское х/б, да «лепестки». Их хотя бы ежедневно после помывки заменяли. А вот шапка и валенки этой полезной участи не удостаивалась, оттого-то и «звенели» постоянно. Из прежних воспоминаний ликвидаторов я знал, что индивидуальных дозиметров у большинства из них не было. – Какие дозиметры?! Ты знаешь, какой фон? – говорили они.
Чекмарев в этом плане не бедствовал, как офицер, имел их целых два. Один оставлял в бараке на кровати, другой брал с собой. Вечером, с тем и другим шел в штаб для проверки на предмет определения дозы. И что характерно, «домашний» показывал больше, чем со станции. Объяснение простое. Некоторые постельные принадлежности (матрасы, одеяла) не стирались и не заменялись, оттого и фонили выше крыши. Довелось потрудиться ликвидатору и в самом Чернобыле. По дороге к нему видел покинутые, как во времена страшных эпидемий, дома без окон и дверей. Брошенных так спешно, что впопыхах не сняли с жердочек плетней банки и кринки. Словно не бежали, а отлучились на полдник подоить коровушек. Гнетущее впечатление оставил и сам город атомщиков. Современный, чуть больше Лихославля и… совершенно пустой. Первоначально весь город хотели зачистить от радиоактивного загрязнения. Начали было копать и снимать зараженный грунт с улиц, но видя бесполезность этой затеи, пришли к здравому смыслу, закрыть город совсем. Что и было сделано… Два месяца оттрубил Юрий Аркадьевич на ЧАЭС. Днем на станции, а затем работа с финансовыми документами в батальоне. Поток людей шел по нарастающей. Одни увольняются, другие призываются. И всех надо поставить или снять с финансового довольствия. Неважно, сколько пробыл человек на станции, неделю или месяц. Рассчитывали к первому числу каждого месяца, когда кассир, а то и сам Чекмарев. В таких случаях он брал из под обуви, клал в нее ведомости, деньги и с этой приятной миссией шел в бараки и палатки. Зарплаты, как таковой у нас не было, – говорит финансист. Платили 102 рубля в месяц. Полный расчет производился после Чернобыля по месту работы или службы.
Я спросил у Юрия Чекмарева: – Чем запомнился Вам Чернобыль? – Это знаковые дни в моей жизни, – молвил он. Даже при желании память о Чернобыле не меркнет. Конечно, все старались, как можно скорее выполнить поставленную задачу. Так у одного нашего товарища осталось дома четверо детей. Жена на сносях пятым… Люди готовы были идти в любое пекло, порой не задумываясь о жутких последствиях, которые были неминуемы. Одни умирали сразу. Другие – мучительной смертью. Кто-то становился инвалидом.
Коснулась патология вследствие поражения защитных систем организма и Чекмарева. После Чернобыля он все чаще стал страдать головным болями, отказывали ноги, выпали все зубы. Первое время дали II группу инвалидности связанную с Чернобылем, что было хорошим материальным довеском к пенсии. Однако таких как он, оказалось много и бюрократическая машина дала задний ход. Вот и Юрия раньше срока вызвали в Тверь, чтобы группу, связанную с Чернобылем заменить на идентичную, только по общему заболеванию. Таким образом, много ликвидаторов обрекли на трепку нервов, унижения и пустопорожние попытки противостоять наглости чиновников, посягающих на льготы. И мой герой, исполненный боевого духа, всем бедам вопреки, продолжал жить работать. В настоящее время на пенсии. Уместна здесь и такая аналогия. В годы войны при овладении днепровским плацдармом лейтенант, Аркадий Филиппович Чекмарев проявил мужество и отвагу. За что был награжден орденом отечественной войны II степени. Спустя десятилетия в битве по укрощению радиации на Чернобыльском плацдарме, предстояло проявить отцовские качества сыну. И тоже лейтенант, Юрий Аркадьевич Чекмарев, так же не спасовал. Ордена, как отец он не получил. А вот медаль «За спасение погибших», имеет. Будучи тружеником, сложа руки не сидит. В силу своих возможностей занимается садом, огородом. Любит лес и грибную «охоту». Участвует по мере сил в работе районной чернобыльской организации. Тепло отзывается о ее бессменном руководителе Сергее Серафимовиче и его верной супруге, и помощнице Людмиле Ивановне Ивановых. Благодаря этим людям во многом решаются вопросы, как юридической, так и социальной защиты ликвидаторов. В недалеком прошлом даже приходилось судиться за выплаты. И дело у чинуш-бюрократов «третирующих» чернобыльцев, выиграли. В общем хлопот у Сергея Серафимовича хватает, – констатирует Ю.А. Чекмарев. Недавно в его авторстве даже книга про Чернобыль вышла. Так пусть же и сегодня, как и прежде, загорятся свечи в память о тех, кто ценой своей жизни и здоровья заслонил страну от беды. Владимир Круглов Лихославльский р-н
