Пуля
Этот очерк – о коротком военном эпизоде из фронтовой
биографии моего отца Дмитриева Фёдора Дмитриевича. Многие в Конаковском районе
Тверской области его помнят как руководителя райпо, возглавлявшего районную
потребкооперацию с 1953 по 1975 годы. Но не все знают о его участии в
Великой Отечественной войне. Победа стала результатом неимоверного напряжения
множества людей. И это- повод вспомнить о каждом из них, о любых, на первый
взгляд, даже незначительных военных событиях. Ведь большие достижения, как
известно, складываются из маленьких, но честных и добрых дел.
***
Профессор мединститута подвел студентов к застекленной витрине и
показал на экспонат:
- Вот пуля, которую человек 20 лет проносил в корне языка.
- Не может быть! Как это случилось?
- Я оперировал этого пациента, потом мы подружились, и от него я услышал
эту историю…
…Пули прилетали с поросшей соснами верхушки холма, уткнувшегося
пологим голым склоном в излучину тихой лесной речки. Прорвавшись сквозь листву
прибрежного ивняка, они устремлялись на мелководье - к красноармейцам,
обступившим завалившуюся на бок и наполовину скрытую водой гаубицу. Её за
передок волокла к противоположному берегу шестерка крепких лошадей, которые,
приседая и фыркая, изо всех сил тянули упряжь, но орудие, враз потерявшее
грозность, а оттого какое-то несуразное и беспомощное, словно прилипло к
речному дну.
От людей к коням, разбрызгивая воду, метался командир
артиллерийской батареи – стройный светловолосый лейтенант. Его звали Фёдор.
Сегодня, 16 августа 1941 года, исполнилось полтора месяца, как он был на войне.
После окончания ускоренного курса Смоленского артиллерийского училища Фёдор
получил приказ о направлении на Северо-Западный фронт. Он обрадовался этому
назначению - сам родился недалеко от этих мест: в Демянском районе
Новгородской области, в деревне с незатейливым названием Сыропятово, а дома,
как известно, и стены помогают.
Район, в котором действовал 798-й артполк Фёдора, находился
севернее Ленинграда, на Карельском перешейке. Это удивительно красивый
край, созданный природой совсем не для войны. Здесь леса изрезаны множеством
озёр и речушек, которые то робко прячутся за песчаными холмами или за
гранитными скалами, то вдруг, осмелев, обнажатся до пронзительной синевы водной
глади, которая так же неожиданно обернется тревожно неподвижной зеленью болот.
Именно с этого направления сразу после начала войны
возникла непосредственная угроза для Ленинграда. 29 июня немецко-финские войска
атаковали наши оборонительные рубежи на границе, расположенной в 150 – 200
километрах от города на Неве. Пограничникам и передовым частям Красной Армии
удалось отразить эти удары и не дать противнику прорваться к городу, но такие
попытки не прекращались.
В задачу батареи Фёдора входило оказание огневой поддержки нашим
частям, уничтожение живой силы и огневых средств наступавшего врага, разрушение
его полевых укреплений. Пока все складывалось удачно: поставленные задачи
выполнялись, потерь личного состава не было. В непосредственный контакт с гитлеровцами
не вступали, стреляли с закрытых позиций. Их приходилось довольно часто (для
таких тяжелых орудий, как гаубицы) менять, что сделать было непросто из-за
сложного рельефа местности, а в особенности из-за того, что орудия были на
конной тяге. К тому же, чтобы выстрелить, надо было каждый раз заново расчищать
сектора обстрела, оборудовать огневые позиции, окопы, наблюдательные пункты. Но
Фёдор, привыкший с детства к тяжелому крестьянскому труду, с удовольствием
делал эту черновую военную работу. Ему нравилась артиллерия. О ней он слышал с
детства, от отца – бывалого артиллериста, прошедшего фронты первой мировой, а
потом и гражданской войн,- который часто рассказывал, как ценили пушкарей, как
гордились артиллерией в русской, а потом и в Красной армии. Фёдора
завораживала непреклонность логики точного математического расчёта и
незамедлительного, потрясающего эффекта от уничтожения цели. Когда на его
команду пушки откликались густым, мощным басом, ему хотелось в ответ им
закричать, в тот момент ему казалось, что он – бог войны.
«Откуда взялись эти чёртовы фашисты? - Фёдор хмурил чёрные
стрелки бровей, его мозг, подхлёстываемый визгом пуль, искал решение. - По
данным разведки, немцы находятся в двадцати километрах отсюда. Но вот же они -
на трёх мотоциклах… Разведгруппа? Дистанция – метров сто пятьдесят,
ближе не подходят…»
Немецкие солдаты стреляли из автоматов короткими очередями по
всему, что, на их взгляд, таило опасность: по кустам, по копошившимся в речке
артиллеристам, по другому берегу, на который успели переправиться три орудийных
расчета. Вражеские пули, посвистывая, вонзались в воду, щёлкали о механизмы
гаубицы. С этими незнакомыми звуками опасность никак не сопрягалась. Конечно,
Фёдор знал, что в него могут попасть и даже убить, но чувствовал, что не убьют.
«Давай возьми, попробуй,- ухмылялся он при мысли о смерти.- Отец говорил, что
воинский долг выше смерти». Федор толкнул бойца, высматривающего что-то на
вершине холма:
- Что встал, будто … проглотил!
- Товарищ лейтенант, прикажите выпрячь лошадей и уходить. Там
машины гудят, - красноармеец ткнул рукой в сторону нападавших.
В целом из бойцов батареи, очень разных по профессии, образованию
и национальности (русские, украинцы, казахи), сложилось боеспособное
артиллерийское подразделение. Но. как назло, расчёт четвёртого, застрявшего
орудия оказался самым слабым: одни красноармейцы плохо понимали команды, другие
пока не сумели побороть в себе страх. После марша Федор планировал расставить
их по другим местам в батарее.
- Куда уходить?! Гаубицу бросать нельзя! Вместе вз-я-я-яли!
Молодые лица солдат раскраснелись от напряжения. Ухватившись за
выступавшие над водой щит, колесо и станину, они раскачивали,
приподнимали орудие, но поставить его на колеса не хватало сил. Мешали
этому и лошади, которые, дергая вразнобой, стремились к берегу, оттого гаубица,
едва приняв нормальное положение, вновь заваливалась на бок.
-Товарищ лейтенант, бросим на… эту пушку – не вытащить, перебьют
ведь всех…
-Толкай, твою мать! Но-о-о, тяни!
Времени на уговоры, даже на команды не оставалось, лейтенант
хлестал плёткой по животным, по людям - без разбора. Один из артиллеристов
схватился за лицо и застонал от боли. Остальные не реагировали на удары,
обреченно поглядывая в сторону врага. Федор почувствовал, что бойцы четвёртого
расчёта уже простились с жизнью, но допустить поражения в схватке он не мог.
- Отставить разговоры! Застрелю! Навались!
Угрожая пистолетом, лейтенант выводил людей из губительного
оцепенения, заставлял двигаться, но спасительный берег приближался слишком
медленно. Смертоносные шмели-пули жалили всё точнее: повалился лицом в воду
убитый наводчик, жалобно ржал раненый конь золотистой масти. Прозрачная вода
окрасилась невиданным в этих глухих местах кровяным цветом, вниз по
течению, клубясь как дым, потянулся бурый шлейф.
- Быстро ко мне!
Фёдор, поняв, что силами расчета не справиться, позвал на помощь
бойцов, находившихся на другом берегу. Взметая фонтаны брызг, они подскочили и
привели орудие в походное положение, потом на руках, практически без помощи
обессиленных лошадей, вытолкали на прибрежную полосу. Подстреленную лошадь
выпрягли. Оставшаяся пятерка тяжеловозов укатила подпрыгивающую на корнях
огромных елей и берёз гаубицу в глубину леса. Пригибаясь и отстреливаясь,
лейтенант почти уже выбрался на берег, как его сразила автоматная очередь…
- Это была та самая пуля?
- Их было две… Вот так, едва начавшись, война для Фёдора
закончилась. Сквозное пулевое ранение в правую руку лишило его плечевого
сустава, другой пулей, которую тогда не обнаружили, была раздроблена верхняя
челюсть, разорван язык и выбито несколько зубов. Лейтенанта вывезли в Ленинград
и поместили на излечение в военный госпиталь ЭГ-3611. Война преследовала и там:
в результате попадания авиабомбы угол здания госпиталя обрушился, и Фёдор,
лежащий на койке, завис над образовавшимся провалом на высоте третьего
этажа. Его спасли еще раз и вылечили, в личном деле появилась запись «Ранен при
защите СССР. Негоден». После войны постепенно наладилась мирная жизнь, в
которой у Федора было все: семья - жена и сын, интересная работа, ответственная
должность и относительное здоровье. Не было только ощущения выполненного
на войне предназначения.
- Почему? Он выполнил свой долг - спас пушку!
- Федор часто думал о своей военной судьбе. Он не страдал
от того, что война нанесла ему телесные раны, сделала инвалидом – могло быть
хуже. Ему, двадцатилетнему парню, комсомольцу, хотелось показать себя на войне,
пройти ее всю - от начала до победного конца. Но не все зависит от наших
желаний. Никто не знает путь своей судьбы, однако каждый сможет увидеть на этой
дороге знаки-события, которые точно покажут, куда идти. Правда, понять их
значение сложно, а еще труднее смириться с тем, что закрыта желанная дорога.
Федор не любил на людях вспоминать о военных событиях. Не
ходил по приглашению на мероприятия, посвященные памятным военным датам, потому
что не прошел эти вехи. Не рассказывал о своём участии в боевых действиях,
поскольку рассказывать, по его мнению, было не о чем. Не носил награды (медали
«За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне
1941-1945 гг.»), так как не считал, что их заслужил. Когда ветераны собирались
за праздничным столом и наперебой рассказывали о своих подвигах, он внимательно
слушал и молча пил водку - стограммовыми стопками, другой дозы не признавал.
Вспоминать о том, как вытаскивал пушку и при этом его подстрелили, на фоне
ярких воспоминаний товарищей, он стеснялся, да и говорить было тяжело:
язык после ранения слушался плохо, Фёдор картавил.
- Но лейтенант воевал наравне с другими, пусть и недолго. Всякое
честное участие в больших делах заслуживает уважения и памяти.
- Думаю, он прислушивался к голосу своей совести, которая не
терпела фальши. Если разобраться, каждый на войне выполнял свою часть военной
работы – тяжелой, жестокой. Мало кто знает, что на плечах таких, как Фёдор,
молоденьких лейтенантов – выпускников ускоренных выпусков военных училищ,
вынесена непомерная тяжесть войны. Их вклад в Победу не так заметен, но они
вместе с известными всем героями готовили и совершали подвиги, зачастую - ценой
своей жизни. После войны Федор долго искал своих друзей-товарищей по училищу,
но в живых не нашел никого …
- И все-таки - что произошло с пулей?
- Как-то в очередной день Победы захмелевшие фронтовики, возбужденные
воспоминаниями, решили померяться силами – побороться. Подогрела ситуацию
Мария, жена Федора, во всеуслышание сказавшая о муже: «Да он и воевал-то всего
полтора месяца…» Федор сам выбрал себе противника – крепкого мужика примерно
своего роста и веса, целого, не раненого, попавшего на войну в последний ее год
и, тем не менее, вернувшегося домой с полной грудью орденов и медалей.
Соперник крепко приложил его о зелёный ковёр майской травы. Федор сразу же
почувствовал в горле острую боль, которая с каждым днем становилась все
сильнее. Рентген показал наличие инородного тела в основании языка, и тело это
очень напоминало пулю, слегка изогнутую ближе к заострённому концу. Операция по
извлечению металла, отлитого в далеком сорок первом, прошла успешно: язык
располосовали, потом сшили, всё зажило, и жизнь пошла своим путём. Как
свидетельство редкого случая в истории медицины пулю поместили в институтский
музей. Но до этого Федор показал свинцовый знак судьбы родственникам и
друзьям. Помню, как он, приободренный, держа пулю на ладони искалеченной
руки, рассказывал о своём коротком военном опыте, вспоминал переправу и своих
бойцов, глядевших в лицо смерти и не обращавших внимания на удары плетью.
- Что с ним стало дальше?
- Он умер раньше отведенного природой срока, так и не успев осуществить своей
очень простой мечты - окунуться в той карельской речке и напиться её чистой
воды …
Валерий Дмитриев
